Традиции дореволюционной осетинской литературы
Осетинской литературе немногим более ста лет. Накануне Великой Октябрьской социалистической революции она уже имела значительный идейно-эстетический опыт, демократические идейно-художественные традиции. Крупнейшие писатели Предреволюционной поры явились зачинателями советской осетинской литературы. Поэтому естественно предварить очерки развития литературы советского периода краткой характеристикой их литературного наследия.
Объективные исторические и культурные условия для развития литературы возникли б результате больших сдвигов в экономической, социально-политической и культурной жизни млрода, которые произошли после присоединения Осетии к России в 1774 году.
Если опустить факты литературного развития на подступах к профессиональному художественному творчеству, то начало осетинской литературы следует вести от поэзии Темырболата Мамсурова (1843 — 1899 гг.).
Воспитанник Петербургского кадетского корпуса, Т. Майоров двадцатидвухлетним юношей был вынужден покинуть родину и переселиться в Турцию (1865) вместе с частью горцев Кавказа. Переселение было спровоцировано царской администрацией. Судьба обманутых горцев трагична. На чужбине не обрели счастья и свободы, их удел — социалыю-политическое бесправие, экономическая нищета и нравственные страдания. Т. Мамсуров со страстью подлинного поэта отразил в своей поэзии эту трагедию.
Стихи Т. Мамсурова из далеких степей Анатолии дошли до родины лишь спустя много лет. Долгое время в пароде, как песня, бытовало лучшее стихотворение поэта «Думы» («Сагъаста»). Позднее (в 1920 году) были доставлены в Осетию списки одиннадцати других стихотворений. Это незначительная часть поэтического наследства Т. Мамсурова, но и она дает ясное представление о поэте как о талантливом художнике, выразителе народных чаяний.
Тема родины — основная в поэзии Т. Мамсурова. Люди без отчизны бессильны отстоять свое человеческое достоинство, они становятся объектом безнаказанных оскорблений, беззастенчивой эксплуатации. Посулы провокаторов — средство обмана человеческого простодушия. Нет счастья вдали от родной земли, скорбь и тоска подстерегают человека на чужбине.
О, наши горы, наша земля.
Как нам жить вдали от вас!
(Подстрочный перевод)
Этот скорбный рефрен «Дум» довольно полно выражает пафос поэзии Т. Мамсурова. Поэт понял и выразил ту истину, что людям наживы и корысти, социальной верхушке чужда любовь к родной земле и родному народу. Для них отчизна там, где им обеспечено сытое благополучие.
Поэту ненавистно равнодушие к судьбе земли предков. В «Колыбельной песне» («Авданы зараг»), он завещает потомкам верность всему родному, ненависть к турецкой мишуре.
Трагическую судьбу горцев-переселенцев поэт рассматривает всесторонне. Это трагедия всего народа, разъединенного, лишенного возможности бороться за свою свободу. Поэт слышит укоряющий голос покинутой родины:
В горькую годину насилья
Вы раскололись на группы
И нигде не можете постоять
За землю родную.
(Подстрочный перевод)
Тревога за судьбы народа, которая позднее станет одним из основных мотивов поэзии Коста Хетагурова, громко звучит и стихах Т. Мамсурова. Разумеется, патриотизм поэта, его чувства национального достоинства и национального самосознания страдают ограниченностью, далеки от революционного демократизма Коста Хетагурова. Но одно несомненно — он прямой предшественник Коста в разработке темы родины, народных страданий, единения народа для борьбы за свободу. Эта традиция осетинской литературы берет начало в искренней, высокоэмоциональной поэзии Т. Мамсурова.
Голос Т. Мамсурова - это голос одинокой струны на двенадцатиструнном фандыре. Только великому Коста удалось извлечь мощные звуки из всех струн «Ирон фандыра». Только ему одному, совершившему великий творческий подвиг, удалось заложить основу родной литературы.
Коста Хетагуров (1859—1906 гг.) поднялся до уровня передового мировоззрения своего времени, стал преемником и поборником демократических идейно-художественных традиций русской классической литературы. Он выступил мыслителем широкого диапазона, всероссийского масштаба, художником громадной силы, неподражаемого мастерства.
К. Хетагуров оставил большое и разнообразное наследство. Без него художественное развитие осетинского народа еще долго пребывало бы в русле фольклорных традиций. Он высоко подмял звание писателя и значение литературы в глазах соотечественников. В нем счастливо сочетались страсть, смелость и искусство политического борца с великим талантом народного художника. После Коста литература стала признанным оружием духовного, идейного и политического воспитания народных масс Осетии, оружием борьбы за их освобождение. Отныне народ не представлял свою историческую жизнь без литературы, без мужественного заступничества последователей Коста, который олицетворял идеалы вождя, наставника, поэта и героя.
К. Хетагуров издал на родном языке всего один сборник стихотворений, песен и басен (1899 г.), но этой книгой он дал мощный толчок развитию литературы. В ней было все, что необходимо эстетическому обиходу и идейно-политическим чаяниям народа.
Книга «Ирон фандыр» поражает разнообразием тематики, жанров, форм, богатством раздумий и искренностью чувств. Поэт затронул все стороны жизни — общественной, личной, бытовой. Картины прошлого и настоящего перемежаются в поэзии Коста с размышлениями о грядущей исторической судьбе народа. Яростный гнев против социальной несправедливости и неравенства соседствует с интимно-лирической медитацией, призывы к единению, к борьбе за национальное достоинство и социально-политическое освобождение — с блестящими стихами для детей дошкольного и младшего школьного возраста, басни на злобу дня — с обработкой фольклорных сюжетов и обрядовых мотивов. Высокая патетика сочетается с нежной лирической думой, настроения грусти — с бунтарскими чувствами убежденного бойца за свободу, мысли о народной участи — с сатирическим разоблачением «врагов народных». Словом, в «Ирон фандыре» — чаяния и думы, интересы и идеалы, потребности и вкусы горской бедноты представлены широко, всесторонне. Они воплощены в произведениях изумительной красоты, совершенства и силы воздействия, отличающихся подлинной народностью содержания и формы.
Осетины эпохи К. Хетагурова — один из самых загнанных народов царской России. После многочисленных исторических злоключений и трагических бедствий они укрылись в дебрях Центрального Кавказа и ко времени Коста составляли всего около 200000 человек. Это о них сказал Пушкин «...самое бедное племя на Кавказе».
Народная нищета стала центральной темой поэзии Коста. В стихотворении «Взгляни» («Ракас») он писал о том, какое впечатление оставило в его душе близкое соприкосновение с жизнью горцев после возвращения на родину:
Но более бедным, чем я,
Вернувшись, нашел я тебя,
Народ, изнуренный заботой.
Нет места тебе ни в горах,
Ни в наших привольных полях:
Не стой, не ходи, не работай!
Потрясенный увиденным, Коста бросает свой взгляд в будущее, стремясь предугадать судьбы отчизны;
Достойных так мало у нас!
И что мы такое сейчас?
И чем мы со временем будем?
(Перевел П. П а н ч е и к о)
Тревога о народной судьбе — это основной завет К. Хетагурова. Народ — самая всеобъемлющая категория в эстетике поэта. В соотношении с ним, в зависимости от него распределяется в его поэзии эстетическое освещение. Когда речь идет о-человеческой личности, то мерилом ее достоинств является принадлежность к народу, умение понимать его интересы и служить им. И поэт, и герой, и пастух, и вождь — все они подвержены в поэзии Коста этико-эстетическому суду именно по этому принципу. И первое, что требует поэт от деятеля, — доказать своими делами, что «врагом ты не будешь народным».
Личность в великом неоплатном долгу перед народом. И чем больше дано человеку интеллектуальных и физических сил, тем больше его долг. Когда же речь идет о поэте, то его обязанности пород народом во сто крат возрастают и усложняются. О самом себе Коста сказал в стихотворении «Завещание» («Ныстуан»):
Но если б пароду родному
Мне долг оплатить довелось,
Тогда б я запел по-другому,
Запел бы без боли, без слез.
(Перевел П. П а н ч е н к о)
Труд поэта Коста приравнивал к труду пахаря. Нивы поэта — сердце народа, волы и плуг — его фандыр.
А сердце народа!
Как нива оно,
Где светлые всходы Взрастить мне дано.
(«Надежда» — «Ныфс». Перевел Б. Иринин)
Жизнь, характер, думы и чаяния народа — источник вдохновения, размышлений, поисков и открытий художника. Народ, его история, его биография и нравственный опыт — это тот родник, откуда берет начало художественное творчество. Таков завет Коста, традиция, оставленная им осетинской литературе.
Коста явился не только основоположником осетинской литературы, но и родоначальником реалистических традиций в ней. Он считал, что ничто так не воспитывает, как правда, как бы сурова она ни была. Какой бы стороны жизни, характера, культуры, обычаев, истории народа поэт ни касался, он прежде всего доискивался правды, освещая ее с разных точек зрения — социальной, этической, психологической, эстетической. Это было осознание революционным бойцом того непреложного закона, что в историческом конфликте между бесправными и власть имущими, между всей системой царизма и народом правда всегда па стороне трудящихся.
Коста — художник, беззаветно влюбленный в народ, но в его творчестве нет бездумной идеализации всего принадлежащего народу. Он трезво и реалистически подходил к культурному наследству, поэтическому и психологическому опыту народа на всем протяжении его исторического бытия. Историзм революционного демократа помог Коста Хетагурову правильно объяснить характер, обычаи и творчество народа.
Коста народен в самом глубоком смысле слова, непримирим с идейной фальшью и эстетическим примитивом, что особенно важно было для быстрого становления литературы.
Коста был крайне требовательным художником и суровым критиком. Он не щадил ни других, ни самого себя. Свои произведения он издал лишь на сороковом году жизни, хотя задолго до этого многие из них ходили по рукам в списках. В 1897 году поэт писал своему двоюродному брату Андукапару Хетагурову из больницы: «Днем я уже не валяюсь в постели. За время своего лежания я окончательно обработал свои осетинские стихотворения и некоторые из них, говоря не хвалясь, поразительно хороши. Надо будет их издать, наконец».
И все-таки, несмотря на ясное понимание бесспорных достоинств своих произведений, Коста еще почти два года шлифует их, даже наборный текст стихов несколько изменен в сравнении с текстом, представленным в цензуру.
О высокой требовательности Коста к литературному труду свидетельствует, прежде всего, ювелирная точность и изящество его произведений. Мастерство Коста восхищает и внушает трепетное уважение к труду художника.
Коста любил поэму А. Кубалова «Афхардты Хасана», неоднократно и доброжелательно отзывался о ней. И все же находил, что в ней авторская позиция, его интерпретация жизни поверхностна, страдает ограниченностью мысли. «Кубалова, к сожалению, я не знаю, — видел его только два раза. Судя по его «Афхардты Хасана», я не вижу в нем тихой вдумчивости в смысл и цель жизни и поэзии. И это не потому, что он еще молод, —нет!.. даже по детским опытам особенности автора можно видеть ясно. Из всех писателей мира, может быть, из 100000 один ухитрился не проявить в своих произведениях особенностей своей натуры. Вообще трудно быть объективным в каком угодно, даже прозаическом, вопросе, даже в рассуждении о логарифмах...».
Поэма А. Кубалова выдержала испытание временем. Она полюбилась народу. Такова сила ее художественного очарования, ее романтического пафоса и неотразимого лиризма. Но суровый отзыв Коста остается как тяжкий упрек автору, его видению и пониманию жизни. Именно отсутствие «тихой вдумчивости в смысл и цель жизни и поэзии» привели А. Кубалова, безусловно талантливого поэта, к многим творческим неудачам. Юношеская поэма оказалась вершиной его поэзии.
О книге Гаппо Баева Коста отозвался резко. «В «Галабу» действительно много детского лепета, и я очень удивляюсь Гаппо, как он, такой витиеватый присяжный поверенный (с 4 июля), не имеет никакого понятия о простых технических требованиях стихосложения. Можно быть каким угодно бессодержательным декадентом, но стих должен быть сложен по правилам, выработанным веками, — иначе это не стих... Я пе говорю о рифме, — она имеет второстепенное значение... У него же в «Галабу» ничего нет — ни техники, ни рифмы ни даже сколько-нибудь сносного изложения на осетинском языке какой-нибудь осмысленной идеи. Чепуха ужаснейшая! Печатать и распространять такую галиматью — это значит извращать с места в карьер смысл и цели изящной литературы и вкусы жаждущих ее иронов... По-моему, лучше еще 100 лет не печатать ничего, чем распространять такую дребедень»...
Младенческий возраст литературы как будто бы обязывал Коста к снисходительности. Но он дал народу высокоидейное, великолепное искусство, считая, что народ достоин именно такого искусства, образующего, воспитывающего его нравственные чувства, эстетические вкусы, социально-политические идеалы. Поэтому поэт с самого начала оберегал литературу от примитива, всеядности, идейной скудости и художественного убожества.
Есть еще одна традиционная черта в художнической биографии и в творчестве Коста. Это глубокая идейно-эстетическая связь его биографии и художественного наследия с передовой русской общественной мыслью и демократической литературой. В своих идейно-художественных исканиях осетинские писатели всегда обращались к русской классике. И эта традиция восходит к Коста Хетагурову. В поэзии, публицистике и письмах Коста очень часто встречаются имена классиков русской литературы. Многих из них он переводил, перелагал, цитировал, пропагандировал, а самым любимым (Пушкину, Лермонтову, Грибоедову, Островскому и др.) посвятил стихотворения, выступая в защиту реалистических и демократических традиций IX творчества.
Пример русской литературы помог осетинской литературе стать не по возрасту зрелой, углубить свои самобытные черты, сосредоточить внимание на анализе и выражении глубинных войств и качеств характера, нравственного опыта и социально-исторического бытия народа.
Идейно-художественные черты творчества Коста Хетагурова стали священной традицией осетинской литературы. Кажый осетинский писатель свой путь в литературе начинает, причастившись под знаменем этих традиций. Одной из причин, обусловивших сравнительно быстрый рост осетинской литературы в конце XIX и в начале XX веков, явились именно высокие требования Коста Хетагурова к труду писателя, к общественной функции литературы, его произведения, ставшие иделом творческого совершенства для осетинских писателей, иначе говоря, его передовые идейно-художественные традиции.
С поэзии Коета начинается непрерывная линия развития осетинской литературы, ее поступательное движение. Века исторического прозябания в дебрях кавказских гор, экономическая нищета, герметическая культурно-историческая локальность служили своеобразной плотиной, сдерживавшей художественное развитие осетин. С присоединением Осетии к России эта изоляция была преодолена, экономическое положение народа в целом улучшилось. Творчество Т. Мамсурова было первой брешью в этой плотине, поэзия Коста прорвала и разрушила ее.
После Коста Хетагурова быстро сложились и обрели национально-самобытную физиономию осетинская проза и драматургия.
Начальная стадия развития осетинской прозы связана с именем Сека Гадиева (1855 — 1915 гг.). Он начал свой творческий путь как поэт. Единственная книга («Осетинский пастух»), которую удалось ему издать, составлена из стихотворных произведений. С. Гадиев-поэт шел дорогой, проложенной Коста Хетагуровым, находился под прямым влиянием своего предшественника и не сумел продвинуть развитие поэзии дальше рубежей, завоеванных им. Правда, С. Гадиев обогатил осетинскую поэзию целым рядом талантливых произведений, расширил возможности осетинского стиха своеобразной трансформацией народно-сказительской традиции. Но основная заслуга его перед осетинской литературой заключается в темпераментной своеобразной прозе, составившей начальную главу истории профессиональной прозы в Осетии. Она оказала значительное влияние на дальнейшее формирование национальной прозы не только в дореволюционный, но и в советский период ее развития.
В 1907 году три рассказа Гадиева — «Азау», «Залда» и «Айсса» — появились на страницах газеты «Ног цард» («Новая жизнь») и журнала «Зонд» («Разум»).
Рассказы Гадиева (по жанровым признакам это не рассказы, а таураги, — жанр, созданный писателем на основе синтеза стилистических, повествовательных и композиционных особенностей преданий, исторических легенд и сказов) так полюбились читателю, что и в наше время они постоянно включаются и школьные хрестоматии.
И центре идейно-эстетической концепции рассказов писателя социальные судьбы горского крестьянства. Его непрестанно тревожили вопросы социально-политического бесправия и экономической нищеты бедноты. Он сталкивает своего героя-патриархального крестьянина — с суровыми природными условиями, с бесчеловечной общественной средой, с феодальными и капитализирующимися отношениями, с бездушной чиновной бюрократией. С. Гадиев с любовью рисует его героический характер и в то же время обнажает причины его трагической судьбы.
От С. Гадиева осетинские прозаики унаследовали пристальное внимание к героическому, свободолюбивому и гуманистическому в характере народа. Эта черта творчества С. Гадиева тем важнее, что она с особой силой проявилась в годы первой русской революции.
Творчество С. Гадиева реалистично в своей основе, хотя и обладает чертами фольклорно-романтического стиля.
Осетинская проза, как впрочем и поэзия, выросла на почве народного творчества. Легенды, сказки, прозаические варианты эпических сказаний и героических песен — вот начальный художественный материал, по образу и подобию которого формировалась осетинская проза. Наряду с этим усваивались также традиции русской и грузинской реалистической прозы.
С. Гадиев работал преимущественно в русле традиций народного творчества. Его рассказам (таурагам) свойственны черты, которые ярко проявляются в эпических сказаниях, героических преданиях и песнях. В его творчестве нет места детальному психологическому анализу, тщательно выписанному портрету, конкретно и всесторонне развитому пейзажу. Манера его повествования — сказительская.
С. Гадиев-художник силен тем, что рисует крупные, яркие характеры, которые раскрываются в трагических по напряженности и исходу ситуациях, в героических действиях. Он, как правило, ставит в своих произведениях значительные вопросы общественной жизни, быта, морали и освещает их с позиций народных интересов и народной мудрости. Его простые, четкие, но эпически яркие сюжеты дают читателю ясную концепцию описываемой действительности.
Искусство С. Гадиева покоряет своей цельностью, искренностью, скульптурностью лепки характеров, красочностью языка и стиля, влюбленностью в человеческое мужество и свободу. Это обеспечило ему долголетие и непреходящее влияние на последующее поколение писателей.
В начале XX века с прозаическими произведениями выступал целый ряд писателей (Арсен Коцоев, Елбыздыко Бритаев, Хох Тлатов и др.) но наиболее значительной и оригинальной мнилась проза А. Коцоева. Дальнейшее развитие осетинской прозы связано с его именем.
Арсен Коцоев (1872— 1944 гг.) свои первые рассказы писал публиковал на русском языке. На осетинском языке он выступил позднее, в 1910 году, в период редактирования журнала «Афсир» («Колос»). В этом журнале он напечатал несколько рассказов и публицистических статей. Рассказы А. Коцоева, безусловно, новое явление в осетннской прозе. Они были новы и по проблематике, и по идейно-эстетической атмосфере. Их новизна была и в том, что он отходил от фольклорных источников и овладел всем арсеналом средств мировой новеллистической традиции.
А. Коцоев, в отличие от С. Гадиева, раскрывал неустроенность общественной жизни, несправедливость и бесчеловечность господствовавших общественных отношений и социальных устоев, особенно «идиотизм деревенского быта».
Начало XX века, период вызревания событий первой русской революции, характеризуется в Осетии быстрым формированием литературных сил (Сека Гадиев, Арсен Коцоев, Елбыздыко Бритаев, Блашка Гуржибеков, Цомак Гадиев и другие). Рост национального и классового самосознания народных масс породил осетинскую периодическую печать, которой многим обязана в своем развитии осетинская проза.
23 июля 1906 года во Владикавказе вышел первый номер первой осетинской газеты, так и называвшейся «Ирон газет» — «Осетинская газета». Она вскоре (на 10 номере) была закрыта, но успела опубликовать первые образцы как осетинской «газетной публицистики» (Коста), так и художественной. На страницах газеты шлифовался язык осетинской политической публицистики, революционного призыва, едкого фельетона и широких социально-исторических размышлений. Здесь вырабатывались язык, фразеология, лексика, терминология и стиль повседневного разговора писателей-демократов и революционеров — с народом.
Такую же роль сыграла и вторая осетинская газета «Ног цард» {«Новая жизнь»), первый номер которой вышел 8 марта 1907 года (всего вышел 71 номер). Здесь публиковались уже не только художественно-публицистические статьи, но и рассказы, из которых особо надо отметить рассказы (таураги) С. Гадиева «Залда» и «Айсса» и его же стихотворение в прозе «Свобода».
В развитии осетинской прозы большую роль сыграли также общественно-литературные журналы «Зонд» («Разум», 1907г.),, «Афсир» («Колос», 1910 г.) и «Хуры тын» («Луч солнца», 1912 г.). На страницах этих журналов печатались рассказы, легенды, таураги, исторические сказы, предания, фельетоны, притчи, сказки, анекдоты, переводные произведения из русской прозы.
Большого опыта публичного разговора с народом на страницах этих журналов писатели не приобрели — «Зонд» был закрыт на втором номере, «Хуры тын» — на третьем и лишь «Афсир» — па четырнадцатом. И все-таки эти журналы явились, важной вехой в развитии осетинской прозы, в процессе обработки языка прозы, художественной публицистики и политической речи.
Крупным явлением в осетинской литературе стало творчество Елбыздыко Бритаева (1881 —1923 гг.). Он пришел в литературу с ярким драматургическим талантом и стремлением создать национальный театр с оригинальным репертуаром из жизни и истории родного народа.
Значение театра в формировании национального самосознании общеизвестно. Кроме того, национальная литература без драматургии оставалась бы неразвитой, сформировавшейся не до конца. Творчество Е. Бритаева явилось завершающим звеном в цепи складывавшейся национальной художественной традиции.
Первые произведения Е. Бритаева опубликованы в 1905 году в отдельной брошюрой («Побывавший в России», «Лучше смерть, чем позор»). За год до публикации они были разыграны на подмостках любительской сцены в селе Ольгинском. Впервые в истории Осетии была показана картина из живой действительности в лицах, и осетины познакомились с искусством сцены на родном языке.
Осетинское театральное искусство зародилось в доме ольгинкого крестьянина, но ему суждено было захватить, сердца простых людей, распространиться по всей Осетии, а затем и в осетинских колониях городов Тбилиси и Баку, и стать любимым и народе искусством, обрести национальную самобытность.
Основную роль в этом деле сыграли пьесы Е. Бритаева, а затем его последователей — Давида Короева (1890—1924 гг.) и Розы Кочисовой (1886— 1910 гг.). Значительное место в репертуаре дореволюционного осетинского театра (разумеется самодеятельного) занимали также пьесы, переводившиеся с русского и грузинского языков.
Из шести пьес, составляющих драматургическое наследство Бритаева, пять написано в 1904 — 1908 гг., в годы революционного подъема, в период наибольшей политической активности писателя. В эти годы он состоял в рядах Российской социал-демократии, принял непосредственное участие в революционном движении в качестве агитатора Владикавказской организации РСДРП.
Эпоха революционного подъема наложила яркую печать и пафос, так и на идейную тональность произведений драматурга. Позднее, в годы реакции, Е. Бритаев не сумел разобраться в социально-политической обстановке, не разглядел реальпых путей освободительной борьбы народа, впал в уныние, в долгий идейный и творческий кризис. В течение двенадцати лет, вплоть до окончательного утверждения Советской власти, он так и не сумел преодолеть своих идейно-политичеческих заблуждений. Только победа народа, осуществление давней и искренней мечты писателя об освобождении народа вывели его из кризиса и дали ему, смертельно больному, силу создать новый вариант своей лучшей драмы «Две сестры», перевести на русский язык и доработать «Хазби» и написать «Амран». Произведения, созданные Е. Бритаевым в 1904—1908 гг., характеризуются острой постановкой проблем современной ему действительности. В небольшой водевильной картине «Побывавший в России» он осмеял лакейскую мораль и психологию некоторых горцев, которые уходили на заработки в Россию и становились там прислужниками помещиков, бар и князей. В то же время драматург отстаивает достоинство родного языка, честь простых горцев и лучшие традиции народа, такие как уважение к старости, к родителям, любовь к родному краю и т. д.
В годы революционных схваток русского крестьянства с помещиками иные выходцы из горских народов, служившие у помещиков стражниками, становились силой, охранявшей хозяев от возмездия, расправляющейся с повстанцами. Поэтому пьеса Е. Бритаева носила остро злободневный характер, имела немалое политическое значение. Острой постановкой вопросов общенационального значения, захватывающей комедийностью, она приобрела широкую популярность, а имя центрального персонажа стало нарицательным.
В пьесе «Лучше смерть, чем позор» затрагивается вопрос о борьбе с царским чиновничеством. Е. Бритаев давал разрабатываемым им проблемам прежде всего этическое освещение, разрешал их с точки зрения высокой человеческой нравственности. И в этой пьесе он говорит о чести и бесчестии, утверждая, что человек должен предпочитать позору смерть, если нет другой возможности избежать бесчестья.
За участие в революционном движении Е. Бритаев был заключен в крепость сроком на один год. В тюрьме он создал две драмы: «Хазби» и «Две сестры». Последняя справедливо считается лучшей пьесой осетинской дореволюционной драматургии.
В «Двух сестрах» Е. Бритаев, подобно К. Хетагурову и С. Гадиеву, резко выступил в защиту прав и человеческого достоинства горянки. Он разоблачил социальные условия, ставившие горянку в положение рабыни, и отжившие обычаи старины, оправдывавшие, освящавшие бесправие женщины. Е. Бритаев вывел на сцену новое поколение горцев и горянок, познавших радость гуманных, равноправных отношений, провозглашенных революционной идеологией. Это мужественные люди, красивые душой и телом, отстаивающие большую, неопровержимую правду (Хансиат, Асиат, Камболат, Килцико, Пупа и др.). Он ставит своих героев в сложные, порой неимоверно тяжелые ситуации с трагедийным исходом, но и в смерти они остаются правой, оправданной и возвеличенной стороной. Драма кончается их победой. Они отстояли свое достоинство, свои права с оружием в руках, ценою крови.
Примеру Е. Бритаева последовали его современники. Вслед за ним стали писать драматические произведения Давид Короев, Роза Кочисова, Алихан Токаев, Бидзина Кочиев, а также многие деятели самодеятельного театра, не ставшие профессиональными драматургами, но в свое время обогатившие его репертуар интересными произведениями.
С подмостков дореволюционного осетинского театра не сходили вопросы злобы дня, революционной борьбы. Д.Короев вывел на сцену революционера, разоблачил ничтожность и продажность царского чиновничества, а Р. Кочисова — глупость того же чиновничества, возвеличив ясный ум, находчивость и нравственное превосходство простого крестьянина.
По традиции, у истоков которой стоит Е. Бритаев, осетинская драматургия с начала своего зарождения пошла по пути реализма и высокой требовательности к форме, к языку произведения. По простоте формы, образности, народности и силе языка, по сжатости изложения и сценичности пьесы Е. Бритаева до сих пор остаются непревзойденными в осетинской драматургии.
* * *
Дореволюционная осетинская литература, несмотря на свою молодость, сумела сложиться в литературу с вполне оформившемся самобытной национальной физиономией, приобрела значительный демократический идейно-эстетический опыт, создала Реалистические традиции как в поэзии, так и в прозе и драматургии. Правда, к Октябрьской революции она шла сложным путем идейно-эстетических поисков.
Некоторые писатели создавали свои произведения на русском языке. Инал Кануков (1851 — 1899) в 70-х годах прошлого века выступил с художественными очерками: «В осетинском ауле», «Горцы-переселенцы» и др. В этих очерках он правдиво отразил жизнь осетинского крестьянства, тяжелую судьбу горцев-переселенцев в Турцию. Позже Кануков писал и стихотворения. Видный осетинский поэт и публицист Георгий Цаголов (1871 — 1939) активно выступал в периодической печати. В 1907 г. вышел сборник его стихотворений «Осетинские мотивы». В 1912 г, был опубликован его очерк «Край беспросветной нужды». Интересны рассказы Батырбека Туганова (1866— 1921), изданные в сборнике «Батаноко Тембот» (1913).
Период реакции во многом подавил революционную инициативу молодых, неопытных в политической борьбе кадров литературы, и десятилетие (1907—1917 гг.) отмечено спадом революционных настроений основных творческих сил осетинской литературы, налетом уныния и бесперспективности на созданных ими произведениях. В период новых революционных схваток им предстояло выдержать испытание на стойкость, устойчивость их демократизма и революционности. И многие из них выдержали это испытание с честью.
Н. Джусойты
Объективные исторические и культурные условия для развития литературы возникли б результате больших сдвигов в экономической, социально-политической и культурной жизни млрода, которые произошли после присоединения Осетии к России в 1774 году.
Если опустить факты литературного развития на подступах к профессиональному художественному творчеству, то начало осетинской литературы следует вести от поэзии Темырболата Мамсурова (1843 — 1899 гг.).
Воспитанник Петербургского кадетского корпуса, Т. Майоров двадцатидвухлетним юношей был вынужден покинуть родину и переселиться в Турцию (1865) вместе с частью горцев Кавказа. Переселение было спровоцировано царской администрацией. Судьба обманутых горцев трагична. На чужбине не обрели счастья и свободы, их удел — социалыю-политическое бесправие, экономическая нищета и нравственные страдания. Т. Мамсуров со страстью подлинного поэта отразил в своей поэзии эту трагедию.
Стихи Т. Мамсурова из далеких степей Анатолии дошли до родины лишь спустя много лет. Долгое время в пароде, как песня, бытовало лучшее стихотворение поэта «Думы» («Сагъаста»). Позднее (в 1920 году) были доставлены в Осетию списки одиннадцати других стихотворений. Это незначительная часть поэтического наследства Т. Мамсурова, но и она дает ясное представление о поэте как о талантливом художнике, выразителе народных чаяний.
Тема родины — основная в поэзии Т. Мамсурова. Люди без отчизны бессильны отстоять свое человеческое достоинство, они становятся объектом безнаказанных оскорблений, беззастенчивой эксплуатации. Посулы провокаторов — средство обмана человеческого простодушия. Нет счастья вдали от родной земли, скорбь и тоска подстерегают человека на чужбине.
О, наши горы, наша земля.
Как нам жить вдали от вас!
(Подстрочный перевод)
Этот скорбный рефрен «Дум» довольно полно выражает пафос поэзии Т. Мамсурова. Поэт понял и выразил ту истину, что людям наживы и корысти, социальной верхушке чужда любовь к родной земле и родному народу. Для них отчизна там, где им обеспечено сытое благополучие.
Поэту ненавистно равнодушие к судьбе земли предков. В «Колыбельной песне» («Авданы зараг»), он завещает потомкам верность всему родному, ненависть к турецкой мишуре.
Трагическую судьбу горцев-переселенцев поэт рассматривает всесторонне. Это трагедия всего народа, разъединенного, лишенного возможности бороться за свою свободу. Поэт слышит укоряющий голос покинутой родины:
В горькую годину насилья
Вы раскололись на группы
И нигде не можете постоять
За землю родную.
(Подстрочный перевод)
Тревога за судьбы народа, которая позднее станет одним из основных мотивов поэзии Коста Хетагурова, громко звучит и стихах Т. Мамсурова. Разумеется, патриотизм поэта, его чувства национального достоинства и национального самосознания страдают ограниченностью, далеки от революционного демократизма Коста Хетагурова. Но одно несомненно — он прямой предшественник Коста в разработке темы родины, народных страданий, единения народа для борьбы за свободу. Эта традиция осетинской литературы берет начало в искренней, высокоэмоциональной поэзии Т. Мамсурова.
Голос Т. Мамсурова - это голос одинокой струны на двенадцатиструнном фандыре. Только великому Коста удалось извлечь мощные звуки из всех струн «Ирон фандыра». Только ему одному, совершившему великий творческий подвиг, удалось заложить основу родной литературы.
Коста Хетагуров (1859—1906 гг.) поднялся до уровня передового мировоззрения своего времени, стал преемником и поборником демократических идейно-художественных традиций русской классической литературы. Он выступил мыслителем широкого диапазона, всероссийского масштаба, художником громадной силы, неподражаемого мастерства.
К. Хетагуров оставил большое и разнообразное наследство. Без него художественное развитие осетинского народа еще долго пребывало бы в русле фольклорных традиций. Он высоко подмял звание писателя и значение литературы в глазах соотечественников. В нем счастливо сочетались страсть, смелость и искусство политического борца с великим талантом народного художника. После Коста литература стала признанным оружием духовного, идейного и политического воспитания народных масс Осетии, оружием борьбы за их освобождение. Отныне народ не представлял свою историческую жизнь без литературы, без мужественного заступничества последователей Коста, который олицетворял идеалы вождя, наставника, поэта и героя.
К. Хетагуров издал на родном языке всего один сборник стихотворений, песен и басен (1899 г.), но этой книгой он дал мощный толчок развитию литературы. В ней было все, что необходимо эстетическому обиходу и идейно-политическим чаяниям народа.
Книга «Ирон фандыр» поражает разнообразием тематики, жанров, форм, богатством раздумий и искренностью чувств. Поэт затронул все стороны жизни — общественной, личной, бытовой. Картины прошлого и настоящего перемежаются в поэзии Коста с размышлениями о грядущей исторической судьбе народа. Яростный гнев против социальной несправедливости и неравенства соседствует с интимно-лирической медитацией, призывы к единению, к борьбе за национальное достоинство и социально-политическое освобождение — с блестящими стихами для детей дошкольного и младшего школьного возраста, басни на злобу дня — с обработкой фольклорных сюжетов и обрядовых мотивов. Высокая патетика сочетается с нежной лирической думой, настроения грусти — с бунтарскими чувствами убежденного бойца за свободу, мысли о народной участи — с сатирическим разоблачением «врагов народных». Словом, в «Ирон фандыре» — чаяния и думы, интересы и идеалы, потребности и вкусы горской бедноты представлены широко, всесторонне. Они воплощены в произведениях изумительной красоты, совершенства и силы воздействия, отличающихся подлинной народностью содержания и формы.
Осетины эпохи К. Хетагурова — один из самых загнанных народов царской России. После многочисленных исторических злоключений и трагических бедствий они укрылись в дебрях Центрального Кавказа и ко времени Коста составляли всего около 200000 человек. Это о них сказал Пушкин «...самое бедное племя на Кавказе».
Народная нищета стала центральной темой поэзии Коста. В стихотворении «Взгляни» («Ракас») он писал о том, какое впечатление оставило в его душе близкое соприкосновение с жизнью горцев после возвращения на родину:
Но более бедным, чем я,
Вернувшись, нашел я тебя,
Народ, изнуренный заботой.
Нет места тебе ни в горах,
Ни в наших привольных полях:
Не стой, не ходи, не работай!
Потрясенный увиденным, Коста бросает свой взгляд в будущее, стремясь предугадать судьбы отчизны;
Достойных так мало у нас!
И что мы такое сейчас?
И чем мы со временем будем?
(Перевел П. П а н ч е и к о)
Тревога о народной судьбе — это основной завет К. Хетагурова. Народ — самая всеобъемлющая категория в эстетике поэта. В соотношении с ним, в зависимости от него распределяется в его поэзии эстетическое освещение. Когда речь идет о-человеческой личности, то мерилом ее достоинств является принадлежность к народу, умение понимать его интересы и служить им. И поэт, и герой, и пастух, и вождь — все они подвержены в поэзии Коста этико-эстетическому суду именно по этому принципу. И первое, что требует поэт от деятеля, — доказать своими делами, что «врагом ты не будешь народным».
Личность в великом неоплатном долгу перед народом. И чем больше дано человеку интеллектуальных и физических сил, тем больше его долг. Когда же речь идет о поэте, то его обязанности пород народом во сто крат возрастают и усложняются. О самом себе Коста сказал в стихотворении «Завещание» («Ныстуан»):
Но если б пароду родному
Мне долг оплатить довелось,
Тогда б я запел по-другому,
Запел бы без боли, без слез.
(Перевел П. П а н ч е н к о)
Труд поэта Коста приравнивал к труду пахаря. Нивы поэта — сердце народа, волы и плуг — его фандыр.
А сердце народа!
Как нива оно,
Где светлые всходы Взрастить мне дано.
(«Надежда» — «Ныфс». Перевел Б. Иринин)
Жизнь, характер, думы и чаяния народа — источник вдохновения, размышлений, поисков и открытий художника. Народ, его история, его биография и нравственный опыт — это тот родник, откуда берет начало художественное творчество. Таков завет Коста, традиция, оставленная им осетинской литературе.
Коста явился не только основоположником осетинской литературы, но и родоначальником реалистических традиций в ней. Он считал, что ничто так не воспитывает, как правда, как бы сурова она ни была. Какой бы стороны жизни, характера, культуры, обычаев, истории народа поэт ни касался, он прежде всего доискивался правды, освещая ее с разных точек зрения — социальной, этической, психологической, эстетической. Это было осознание революционным бойцом того непреложного закона, что в историческом конфликте между бесправными и власть имущими, между всей системой царизма и народом правда всегда па стороне трудящихся.
Коста — художник, беззаветно влюбленный в народ, но в его творчестве нет бездумной идеализации всего принадлежащего народу. Он трезво и реалистически подходил к культурному наследству, поэтическому и психологическому опыту народа на всем протяжении его исторического бытия. Историзм революционного демократа помог Коста Хетагурову правильно объяснить характер, обычаи и творчество народа.
Коста народен в самом глубоком смысле слова, непримирим с идейной фальшью и эстетическим примитивом, что особенно важно было для быстрого становления литературы.
Коста был крайне требовательным художником и суровым критиком. Он не щадил ни других, ни самого себя. Свои произведения он издал лишь на сороковом году жизни, хотя задолго до этого многие из них ходили по рукам в списках. В 1897 году поэт писал своему двоюродному брату Андукапару Хетагурову из больницы: «Днем я уже не валяюсь в постели. За время своего лежания я окончательно обработал свои осетинские стихотворения и некоторые из них, говоря не хвалясь, поразительно хороши. Надо будет их издать, наконец».
И все-таки, несмотря на ясное понимание бесспорных достоинств своих произведений, Коста еще почти два года шлифует их, даже наборный текст стихов несколько изменен в сравнении с текстом, представленным в цензуру.
О высокой требовательности Коста к литературному труду свидетельствует, прежде всего, ювелирная точность и изящество его произведений. Мастерство Коста восхищает и внушает трепетное уважение к труду художника.
Коста любил поэму А. Кубалова «Афхардты Хасана», неоднократно и доброжелательно отзывался о ней. И все же находил, что в ней авторская позиция, его интерпретация жизни поверхностна, страдает ограниченностью мысли. «Кубалова, к сожалению, я не знаю, — видел его только два раза. Судя по его «Афхардты Хасана», я не вижу в нем тихой вдумчивости в смысл и цель жизни и поэзии. И это не потому, что он еще молод, —нет!.. даже по детским опытам особенности автора можно видеть ясно. Из всех писателей мира, может быть, из 100000 один ухитрился не проявить в своих произведениях особенностей своей натуры. Вообще трудно быть объективным в каком угодно, даже прозаическом, вопросе, даже в рассуждении о логарифмах...».
Поэма А. Кубалова выдержала испытание временем. Она полюбилась народу. Такова сила ее художественного очарования, ее романтического пафоса и неотразимого лиризма. Но суровый отзыв Коста остается как тяжкий упрек автору, его видению и пониманию жизни. Именно отсутствие «тихой вдумчивости в смысл и цель жизни и поэзии» привели А. Кубалова, безусловно талантливого поэта, к многим творческим неудачам. Юношеская поэма оказалась вершиной его поэзии.
О книге Гаппо Баева Коста отозвался резко. «В «Галабу» действительно много детского лепета, и я очень удивляюсь Гаппо, как он, такой витиеватый присяжный поверенный (с 4 июля), не имеет никакого понятия о простых технических требованиях стихосложения. Можно быть каким угодно бессодержательным декадентом, но стих должен быть сложен по правилам, выработанным веками, — иначе это не стих... Я пе говорю о рифме, — она имеет второстепенное значение... У него же в «Галабу» ничего нет — ни техники, ни рифмы ни даже сколько-нибудь сносного изложения на осетинском языке какой-нибудь осмысленной идеи. Чепуха ужаснейшая! Печатать и распространять такую галиматью — это значит извращать с места в карьер смысл и цели изящной литературы и вкусы жаждущих ее иронов... По-моему, лучше еще 100 лет не печатать ничего, чем распространять такую дребедень»...
Младенческий возраст литературы как будто бы обязывал Коста к снисходительности. Но он дал народу высокоидейное, великолепное искусство, считая, что народ достоин именно такого искусства, образующего, воспитывающего его нравственные чувства, эстетические вкусы, социально-политические идеалы. Поэтому поэт с самого начала оберегал литературу от примитива, всеядности, идейной скудости и художественного убожества.
Есть еще одна традиционная черта в художнической биографии и в творчестве Коста. Это глубокая идейно-эстетическая связь его биографии и художественного наследия с передовой русской общественной мыслью и демократической литературой. В своих идейно-художественных исканиях осетинские писатели всегда обращались к русской классике. И эта традиция восходит к Коста Хетагурову. В поэзии, публицистике и письмах Коста очень часто встречаются имена классиков русской литературы. Многих из них он переводил, перелагал, цитировал, пропагандировал, а самым любимым (Пушкину, Лермонтову, Грибоедову, Островскому и др.) посвятил стихотворения, выступая в защиту реалистических и демократических традиций IX творчества.
Пример русской литературы помог осетинской литературе стать не по возрасту зрелой, углубить свои самобытные черты, сосредоточить внимание на анализе и выражении глубинных войств и качеств характера, нравственного опыта и социально-исторического бытия народа.
Идейно-художественные черты творчества Коста Хетагурова стали священной традицией осетинской литературы. Кажый осетинский писатель свой путь в литературе начинает, причастившись под знаменем этих традиций. Одной из причин, обусловивших сравнительно быстрый рост осетинской литературы в конце XIX и в начале XX веков, явились именно высокие требования Коста Хетагурова к труду писателя, к общественной функции литературы, его произведения, ставшие иделом творческого совершенства для осетинских писателей, иначе говоря, его передовые идейно-художественные традиции.
С поэзии Коета начинается непрерывная линия развития осетинской литературы, ее поступательное движение. Века исторического прозябания в дебрях кавказских гор, экономическая нищета, герметическая культурно-историческая локальность служили своеобразной плотиной, сдерживавшей художественное развитие осетин. С присоединением Осетии к России эта изоляция была преодолена, экономическое положение народа в целом улучшилось. Творчество Т. Мамсурова было первой брешью в этой плотине, поэзия Коста прорвала и разрушила ее.
После Коста Хетагурова быстро сложились и обрели национально-самобытную физиономию осетинская проза и драматургия.
Начальная стадия развития осетинской прозы связана с именем Сека Гадиева (1855 — 1915 гг.). Он начал свой творческий путь как поэт. Единственная книга («Осетинский пастух»), которую удалось ему издать, составлена из стихотворных произведений. С. Гадиев-поэт шел дорогой, проложенной Коста Хетагуровым, находился под прямым влиянием своего предшественника и не сумел продвинуть развитие поэзии дальше рубежей, завоеванных им. Правда, С. Гадиев обогатил осетинскую поэзию целым рядом талантливых произведений, расширил возможности осетинского стиха своеобразной трансформацией народно-сказительской традиции. Но основная заслуга его перед осетинской литературой заключается в темпераментной своеобразной прозе, составившей начальную главу истории профессиональной прозы в Осетии. Она оказала значительное влияние на дальнейшее формирование национальной прозы не только в дореволюционный, но и в советский период ее развития.
В 1907 году три рассказа Гадиева — «Азау», «Залда» и «Айсса» — появились на страницах газеты «Ног цард» («Новая жизнь») и журнала «Зонд» («Разум»).
Рассказы Гадиева (по жанровым признакам это не рассказы, а таураги, — жанр, созданный писателем на основе синтеза стилистических, повествовательных и композиционных особенностей преданий, исторических легенд и сказов) так полюбились читателю, что и в наше время они постоянно включаются и школьные хрестоматии.
И центре идейно-эстетической концепции рассказов писателя социальные судьбы горского крестьянства. Его непрестанно тревожили вопросы социально-политического бесправия и экономической нищеты бедноты. Он сталкивает своего героя-патриархального крестьянина — с суровыми природными условиями, с бесчеловечной общественной средой, с феодальными и капитализирующимися отношениями, с бездушной чиновной бюрократией. С. Гадиев с любовью рисует его героический характер и в то же время обнажает причины его трагической судьбы.
От С. Гадиева осетинские прозаики унаследовали пристальное внимание к героическому, свободолюбивому и гуманистическому в характере народа. Эта черта творчества С. Гадиева тем важнее, что она с особой силой проявилась в годы первой русской революции.
Творчество С. Гадиева реалистично в своей основе, хотя и обладает чертами фольклорно-романтического стиля.
Осетинская проза, как впрочем и поэзия, выросла на почве народного творчества. Легенды, сказки, прозаические варианты эпических сказаний и героических песен — вот начальный художественный материал, по образу и подобию которого формировалась осетинская проза. Наряду с этим усваивались также традиции русской и грузинской реалистической прозы.
С. Гадиев работал преимущественно в русле традиций народного творчества. Его рассказам (таурагам) свойственны черты, которые ярко проявляются в эпических сказаниях, героических преданиях и песнях. В его творчестве нет места детальному психологическому анализу, тщательно выписанному портрету, конкретно и всесторонне развитому пейзажу. Манера его повествования — сказительская.
С. Гадиев-художник силен тем, что рисует крупные, яркие характеры, которые раскрываются в трагических по напряженности и исходу ситуациях, в героических действиях. Он, как правило, ставит в своих произведениях значительные вопросы общественной жизни, быта, морали и освещает их с позиций народных интересов и народной мудрости. Его простые, четкие, но эпически яркие сюжеты дают читателю ясную концепцию описываемой действительности.
Искусство С. Гадиева покоряет своей цельностью, искренностью, скульптурностью лепки характеров, красочностью языка и стиля, влюбленностью в человеческое мужество и свободу. Это обеспечило ему долголетие и непреходящее влияние на последующее поколение писателей.
В начале XX века с прозаическими произведениями выступал целый ряд писателей (Арсен Коцоев, Елбыздыко Бритаев, Хох Тлатов и др.) но наиболее значительной и оригинальной мнилась проза А. Коцоева. Дальнейшее развитие осетинской прозы связано с его именем.
Арсен Коцоев (1872— 1944 гг.) свои первые рассказы писал публиковал на русском языке. На осетинском языке он выступил позднее, в 1910 году, в период редактирования журнала «Афсир» («Колос»). В этом журнале он напечатал несколько рассказов и публицистических статей. Рассказы А. Коцоева, безусловно, новое явление в осетннской прозе. Они были новы и по проблематике, и по идейно-эстетической атмосфере. Их новизна была и в том, что он отходил от фольклорных источников и овладел всем арсеналом средств мировой новеллистической традиции.
А. Коцоев, в отличие от С. Гадиева, раскрывал неустроенность общественной жизни, несправедливость и бесчеловечность господствовавших общественных отношений и социальных устоев, особенно «идиотизм деревенского быта».
Начало XX века, период вызревания событий первой русской революции, характеризуется в Осетии быстрым формированием литературных сил (Сека Гадиев, Арсен Коцоев, Елбыздыко Бритаев, Блашка Гуржибеков, Цомак Гадиев и другие). Рост национального и классового самосознания народных масс породил осетинскую периодическую печать, которой многим обязана в своем развитии осетинская проза.
23 июля 1906 года во Владикавказе вышел первый номер первой осетинской газеты, так и называвшейся «Ирон газет» — «Осетинская газета». Она вскоре (на 10 номере) была закрыта, но успела опубликовать первые образцы как осетинской «газетной публицистики» (Коста), так и художественной. На страницах газеты шлифовался язык осетинской политической публицистики, революционного призыва, едкого фельетона и широких социально-исторических размышлений. Здесь вырабатывались язык, фразеология, лексика, терминология и стиль повседневного разговора писателей-демократов и революционеров — с народом.
Такую же роль сыграла и вторая осетинская газета «Ног цард» {«Новая жизнь»), первый номер которой вышел 8 марта 1907 года (всего вышел 71 номер). Здесь публиковались уже не только художественно-публицистические статьи, но и рассказы, из которых особо надо отметить рассказы (таураги) С. Гадиева «Залда» и «Айсса» и его же стихотворение в прозе «Свобода».
В развитии осетинской прозы большую роль сыграли также общественно-литературные журналы «Зонд» («Разум», 1907г.),, «Афсир» («Колос», 1910 г.) и «Хуры тын» («Луч солнца», 1912 г.). На страницах этих журналов печатались рассказы, легенды, таураги, исторические сказы, предания, фельетоны, притчи, сказки, анекдоты, переводные произведения из русской прозы.
Большого опыта публичного разговора с народом на страницах этих журналов писатели не приобрели — «Зонд» был закрыт на втором номере, «Хуры тын» — на третьем и лишь «Афсир» — па четырнадцатом. И все-таки эти журналы явились, важной вехой в развитии осетинской прозы, в процессе обработки языка прозы, художественной публицистики и политической речи.
Крупным явлением в осетинской литературе стало творчество Елбыздыко Бритаева (1881 —1923 гг.). Он пришел в литературу с ярким драматургическим талантом и стремлением создать национальный театр с оригинальным репертуаром из жизни и истории родного народа.
Значение театра в формировании национального самосознании общеизвестно. Кроме того, национальная литература без драматургии оставалась бы неразвитой, сформировавшейся не до конца. Творчество Е. Бритаева явилось завершающим звеном в цепи складывавшейся национальной художественной традиции.
Первые произведения Е. Бритаева опубликованы в 1905 году в отдельной брошюрой («Побывавший в России», «Лучше смерть, чем позор»). За год до публикации они были разыграны на подмостках любительской сцены в селе Ольгинском. Впервые в истории Осетии была показана картина из живой действительности в лицах, и осетины познакомились с искусством сцены на родном языке.
Осетинское театральное искусство зародилось в доме ольгинкого крестьянина, но ему суждено было захватить, сердца простых людей, распространиться по всей Осетии, а затем и в осетинских колониях городов Тбилиси и Баку, и стать любимым и народе искусством, обрести национальную самобытность.
Основную роль в этом деле сыграли пьесы Е. Бритаева, а затем его последователей — Давида Короева (1890—1924 гг.) и Розы Кочисовой (1886— 1910 гг.). Значительное место в репертуаре дореволюционного осетинского театра (разумеется самодеятельного) занимали также пьесы, переводившиеся с русского и грузинского языков.
Из шести пьес, составляющих драматургическое наследство Бритаева, пять написано в 1904 — 1908 гг., в годы революционного подъема, в период наибольшей политической активности писателя. В эти годы он состоял в рядах Российской социал-демократии, принял непосредственное участие в революционном движении в качестве агитатора Владикавказской организации РСДРП.
Эпоха революционного подъема наложила яркую печать и пафос, так и на идейную тональность произведений драматурга. Позднее, в годы реакции, Е. Бритаев не сумел разобраться в социально-политической обстановке, не разглядел реальпых путей освободительной борьбы народа, впал в уныние, в долгий идейный и творческий кризис. В течение двенадцати лет, вплоть до окончательного утверждения Советской власти, он так и не сумел преодолеть своих идейно-политичеческих заблуждений. Только победа народа, осуществление давней и искренней мечты писателя об освобождении народа вывели его из кризиса и дали ему, смертельно больному, силу создать новый вариант своей лучшей драмы «Две сестры», перевести на русский язык и доработать «Хазби» и написать «Амран». Произведения, созданные Е. Бритаевым в 1904—1908 гг., характеризуются острой постановкой проблем современной ему действительности. В небольшой водевильной картине «Побывавший в России» он осмеял лакейскую мораль и психологию некоторых горцев, которые уходили на заработки в Россию и становились там прислужниками помещиков, бар и князей. В то же время драматург отстаивает достоинство родного языка, честь простых горцев и лучшие традиции народа, такие как уважение к старости, к родителям, любовь к родному краю и т. д.
В годы революционных схваток русского крестьянства с помещиками иные выходцы из горских народов, служившие у помещиков стражниками, становились силой, охранявшей хозяев от возмездия, расправляющейся с повстанцами. Поэтому пьеса Е. Бритаева носила остро злободневный характер, имела немалое политическое значение. Острой постановкой вопросов общенационального значения, захватывающей комедийностью, она приобрела широкую популярность, а имя центрального персонажа стало нарицательным.
В пьесе «Лучше смерть, чем позор» затрагивается вопрос о борьбе с царским чиновничеством. Е. Бритаев давал разрабатываемым им проблемам прежде всего этическое освещение, разрешал их с точки зрения высокой человеческой нравственности. И в этой пьесе он говорит о чести и бесчестии, утверждая, что человек должен предпочитать позору смерть, если нет другой возможности избежать бесчестья.
За участие в революционном движении Е. Бритаев был заключен в крепость сроком на один год. В тюрьме он создал две драмы: «Хазби» и «Две сестры». Последняя справедливо считается лучшей пьесой осетинской дореволюционной драматургии.
В «Двух сестрах» Е. Бритаев, подобно К. Хетагурову и С. Гадиеву, резко выступил в защиту прав и человеческого достоинства горянки. Он разоблачил социальные условия, ставившие горянку в положение рабыни, и отжившие обычаи старины, оправдывавшие, освящавшие бесправие женщины. Е. Бритаев вывел на сцену новое поколение горцев и горянок, познавших радость гуманных, равноправных отношений, провозглашенных революционной идеологией. Это мужественные люди, красивые душой и телом, отстаивающие большую, неопровержимую правду (Хансиат, Асиат, Камболат, Килцико, Пупа и др.). Он ставит своих героев в сложные, порой неимоверно тяжелые ситуации с трагедийным исходом, но и в смерти они остаются правой, оправданной и возвеличенной стороной. Драма кончается их победой. Они отстояли свое достоинство, свои права с оружием в руках, ценою крови.
Примеру Е. Бритаева последовали его современники. Вслед за ним стали писать драматические произведения Давид Короев, Роза Кочисова, Алихан Токаев, Бидзина Кочиев, а также многие деятели самодеятельного театра, не ставшие профессиональными драматургами, но в свое время обогатившие его репертуар интересными произведениями.
С подмостков дореволюционного осетинского театра не сходили вопросы злобы дня, революционной борьбы. Д.Короев вывел на сцену революционера, разоблачил ничтожность и продажность царского чиновничества, а Р. Кочисова — глупость того же чиновничества, возвеличив ясный ум, находчивость и нравственное превосходство простого крестьянина.
По традиции, у истоков которой стоит Е. Бритаев, осетинская драматургия с начала своего зарождения пошла по пути реализма и высокой требовательности к форме, к языку произведения. По простоте формы, образности, народности и силе языка, по сжатости изложения и сценичности пьесы Е. Бритаева до сих пор остаются непревзойденными в осетинской драматургии.
* * *
Дореволюционная осетинская литература, несмотря на свою молодость, сумела сложиться в литературу с вполне оформившемся самобытной национальной физиономией, приобрела значительный демократический идейно-эстетический опыт, создала Реалистические традиции как в поэзии, так и в прозе и драматургии. Правда, к Октябрьской революции она шла сложным путем идейно-эстетических поисков.
Некоторые писатели создавали свои произведения на русском языке. Инал Кануков (1851 — 1899) в 70-х годах прошлого века выступил с художественными очерками: «В осетинском ауле», «Горцы-переселенцы» и др. В этих очерках он правдиво отразил жизнь осетинского крестьянства, тяжелую судьбу горцев-переселенцев в Турцию. Позже Кануков писал и стихотворения. Видный осетинский поэт и публицист Георгий Цаголов (1871 — 1939) активно выступал в периодической печати. В 1907 г. вышел сборник его стихотворений «Осетинские мотивы». В 1912 г, был опубликован его очерк «Край беспросветной нужды». Интересны рассказы Батырбека Туганова (1866— 1921), изданные в сборнике «Батаноко Тембот» (1913).
Период реакции во многом подавил революционную инициативу молодых, неопытных в политической борьбе кадров литературы, и десятилетие (1907—1917 гг.) отмечено спадом революционных настроений основных творческих сил осетинской литературы, налетом уныния и бесперспективности на созданных ими произведениях. В период новых революционных схваток им предстояло выдержать испытание на стойкость, устойчивость их демократизма и революционности. И многие из них выдержали это испытание с честью.
Н. Джусойты
Комментариев 0